Безо всякого предупреждения оказавшись под прицелом чужих глаз, Беррис испытал самый настоящий шок. Впрочем, он достаточно быстро пришел в себя и уставился незнакомцу в глаза. На коротышку стоило посмотреть. Помощи инопланетных компрачикосов незнакомцу не понадобилось — он и так был потрясающе уродлив. Очень короткая шея, скорее даже, ее и вовсе нет; длинные густые темные волосы беспорядочно рассыпались по воротнику; большие уши норовили свернуться в трубочку; очень узкая переносица; невероятно длинные тонкие губы поджаты, на лице отвращение смешано с восхищением. Не красавец.
— Позвольте представить — Миннер Беррис, — произнес Аудад. — А это Леонт д’Амор. Тоже на службе у Чока.
— Чок не спит. Он ждет вас, — сказал д’Амор. Даже голос у него был пренеприятного тембра.
Но он не пытается спрятаться от мира, задумчиво отметил про себя Беррис.
Снова накинув капюшон, он позволил увлечь себя в лабиринт пневнотруб; миновав последнюю диафрагму, он плавно выплыл в огромный многоэтажный зал-пещеру. В зале было очень тихо; многочисленные рабочие столы на жердочках-ярусах пустовали, выключенные экраны матово отсвечивали в полумраке. Неярко пульсировали пятна термолюминесцентного мха. Медленно поворачиваясь, Беррис обводил взглядом зал, пока не уперся в ряд хрустальных скоб на дальней стене. Скобы вели под самый потолок, где высилось напоминающее трон кресло. В кресле сидел гигант.
Чок? Очевидно.
На мгновение Беррис позабыл о миллионе крошечных иголочек, терзающих его тело, и замер, задрав голову, не в силах оторвать взгляда. Такой огромный? Да чтобы набрать такой вес, надо было сожрать несколько стад парнокопытных!
Весь изогнувшись, так и не решившись тронуть Берриса за плечо, Аудад дал ему понять, что пора бы сдвинуться с места.
— Дайте мне взглянуть на вас, — раздался голос Чока. Беззаботный, добродушный голос. — Поднимайтесь сюда, Беррис.
Еще мгновение — и лицом к лицу.
Беррис отбросил капюшон, потом скинул плащ. Пускай себе глядит, перед этой горой плоти ему нечего стыдиться.
Лицо Чока оставалось таким же безмятежным.
Он осмотрел Берриса с ног до головы, и во взгляде его была одна только глубокая заинтересованность, ни капли отвращения. Он небрежно махнул пухлой рукой, и д’Амор с Аудадом ретировались. Беррис и Чок остались одни в огромном полутемном зале.
— Однако же они постарались от души, — наконец произнес Чок. — Не знаете, случайно, зачем они с вами так?
— Из чистого любопытства. Плюс из неутолимой жажды усовершенствования. В своем, нечеловеческом смысле они были очень даже человечны.
— Как они выглядели?
— Кожистые, рябые лица… Нет, лучше не надо.
— Хорошо. — Чок продолжал по-прежнему сидеть в кресле. Беррис стоял перед ним, скрестив на груди руки; коротенькие щупальца за мизинцами бешено извивались. Он почувствовал, что за ним появился стул, и сел, не дожидаясь приглашения.
— Да у вас тут целый дворец, — произнес он.
Чок улыбнулся и оставил реплику без ответа.
— Вам больно? — спросил он после небольшой паузы.
— В каком смысле?
— Вообще… после всего, что с вами сделали.
— Скажем так, я постоянно ощущаю сильное неудобство. Земные болеутолители практически не помогают. Твари перепутали все нейро-каналы, и теперь никто не понимает, что и как блокировать. Но боль не то чтоб уж совсем невыносимая. Говорят, после ампутации фантомный зуд может мучить долгие годы. Со мной, скорее всего, примерно то же самое.
— А вам что-нибудь ампутировали… там?
— Все, — ответил Беррис, — а потом пришили назад, но по-другому. Доктора, которые обследовали меня после возвращения, были в восторге от моих новых суставов. А также от связок и сухожилий. Видите — это мои собственные ладони, только слегка модифицированные. Ступни… Вообще-то, я сам толком не понимаю, сколько сейчас во мне моего, сколько чужого.
— А что внутренние органы?
— Все по-другому. Полный хаос. Результаты обследования, кажется, обрабатываются до сих пор — я же совсем недавно вернулся на Землю. Какое-то время меня изучали, а потом я взбунтовался.
— Почему?
— Я почувствовал, что становлюсь объектом для изучения. Вещью. Не только для них, но и для себя. А я не вещь. Я человек. «Если меня уколоть — разве у меня не идет кровь?» Чем вы можете помочь мне, Чок?
— Терпение, терпение, — успокаивающе махнул мясистой рукой Чок. — Я хочу побольше узнать о вас. Вы были офицером Космофлота?
— Да.
— Академия и все такое прочее?
— Естественно.
— Наверняка вы были на хорошем счету. Ответственное назначение, контакт с новой расой — и тут такой прокол. Сколько вас было?
— Трое. И всех троих… прооперировали. Первым умер Пролиссе, потом Малкондотто. Им повезло.
— Вам не нравится ваше теперешнее тело?
— Свои достоинства у него есть. Врачи говорят, я проживу лет пятьсот. Но эта постоянная боль и… неловкость. Я же не собирался становиться монстром.
— Вы вовсе не так уродливы, как вам кажется, — заметил Чок. — Да, конечно, завидев вас, дети будут прятаться в подворотни. Но дети — консерваторы. Они ненавидят все новое. Мне кажется, ваше лицо не лишено своего рода привлекательности. Осмелюсь предположить, женщины будут валиться вам под ноги пачками.
— Не знаю. Не пробовал.
— Беррис, в гротесковости есть своя притягательная сила. Я, например, когда родился, весил двадцать фунтов. Но мой вес никогда не мешал мне. Наоборот, я считаю его дополнительным ценным качеством.