Машина эта была спроектирована специально для Чока лично Аудадом. Внутри автомобиль больше всего напоминал материнскую утробу: весь мягкий, теплый и розовый, он был оборудован всем, чего только душа пожелает. Правда, Чоку машина быстро наскучила, и он предоставил развлекаться ею ближайшим подчиненным. Довольно часто ею пользовались Аудад и Николаиди. Каждый из них считал себя первым доверенным лицом Чока, а другого — лакеем и подхалимом. Чок не спешил рассеивать это полезное заблуждение.
Главная хитрость заключалась в том, чтобы застолбить себе отдельный участок бытия — пускай крошечный, но независимый от Дункана Чока. Своих подчиненных Чок эксплуатировал все часы, когда те бодрствовали, и не прочь был прихватить вдобавок несколько часов от сна, и выжить можно было, если существовало в жизни что-то, в чем можно было считать себя полноценным, независимым индивидуумом. Для Николаиди такой отдушиной был спорт: водные лыжи, альпинизм в компании вулканологов, воздушная гребля, пешие походы через пустыню. Аудад тоже практиковал физические упражнения, но не столь изматывающие, — женщин Аудада можно было бы выложить лентой через несколько континентов. У д’Амора и остальных были какие-то другие способы самоутвердиться. Тех, у кого таких способов не было, Чок в конечном итоге пожирал.
Снова пошел снег. Коснувшись бетона, изящные снежинки тут же таяли; автострада быстро стала скользкой, автомобиль начало заносить. Сервомеханизмы оперативно внесли коррективы и машина выровнялась. Пассажиры ее отреагировали по-разному. При мысли о возможной, пусть и мимолетной опасности Николаиди заметно оживился, Аудад же мрачно подумал о том, что пышущие жаром бедра могли бы его и не дождаться.
— Насчет предложения поменяться… — произнес Николаиди.
— Тема закрыта. Нет — значит нет.
— Мне просто интересно. Скажи вот что, Барт: тебя привлекает эта девушка?
— За кого ты меня принимаешь, черт побери! — изобразил возмущение Аудад.
— Ни за кого я тебя не принимаю, я же тебя прекрасно знаю, да и кто тебя не знает? Я просто размышляю… А вдруг тебе пришло в голову поменяться поручениями, чтобы в конечном итоге завладеть Лоной?
— Я знаю, где надо провести границу! — брызжа слюной от возмущения, заявил Аудад. — Я и помыслить не мог… Ради Бога, Ник, подумай сам! Эта девчонка слишком опасна. Семнадцатилетняя девственница, она же — мать-героиня. Что я — псих, что ли? Да я и пальцем к ней не притронусь! Как ты мог подумать!
— Ничего я не думал.
— Тогда в чем дело?
Николаиди пожал плечами и уставился на мельтешащий за ветровым стеклом снег.
— Этот вопрос тебе поручил задать Чок? — очень тихо поинтересовался Аудад. — Он опасается, что я стану к ней приставать? Ну, что ты молчишь?
Николаиди ничего и не ответил. Аудада затрясло. Если Чоку пришла в голову такая мысль, он должен был совсем потерять веру в своего Аудада. Барт всегда проводил четкую границу: вот работа, а вот женщины — и никогда этой границы не переходил, и Чок прекрасно об этом знал. Что случилось? В чем он подвел Толстяка? Почему ему больше не доверяют?
— Клянусь тебе, Ник, — тусклым голосом произнес он. — У меня и в мыслях такого не было, когда я предлагал поменяться. В сексуальном смысле эта девушка мне абсолютно не интересна. Абсолютно. Неужели ты думаешь, что меня может привлечь такая… такая… Просто я устал смотреть на этого урода. Мне хотелось немного отвлечься. А ты…
— Барт, прекрати.
— …подумал уже черт знает что…
— Ничего я не думал.
— Значит, Чок подумал, а ты его поддержал. Это что, заговор? Кто-то метит на мое место?
Николаиди ткнул пальцем кнопку — из панели выдвинулся набор релаксантов. Не говоря ни слова, он вручил Аудаду тюбик цвета слоновой кости. Тот поспешно прижал тюбик раструбом к предплечью. Через мгновение напряжение спало. Аудад задумчиво помассировал кожу за левым остроконечным ухом. Последние месяцы приступы подозрительности случались с ним все чаще и чаще, но такого сильного не было давно. Его начинали мучить опасения, что с ним происходит что-то серьезное, и Дункан Чок подпитывается его эмоциями, а он, Аудад, движется предначертанным курсом через паранойю и шизофрению к полной кататонии.
Не бывать этому! решил Аудад. Пускай развлекается, как хочет, но вцепиться мне в горло я ему не позволю.
— Итак, мы продолжаем заниматься каждый своим делом, пока Чок не решит иначе. Идет? — громко спросил он.
— Хорошо, — отозвался Николаиди.
— Почему бы не понаблюдать за ними, пока едем?
— Не возражаю.
Автомобиль влетел в туннель под Аппалачами, в свете фар казалось, что плавно изгибающиеся стены надвигаются на машину, угрожая расплющить. Дорога пошла вниз, ускорение вжало Аудада и Николаиди в мягкую спинку, и в глазах Тома зажегся огонек возбуждения. Он поудобней устроился на огромном сиденьи, предназначенном для Чока. Аудад, примостившись рядом, нажал клавишу на панели. Зажглись экраны.
— Твой слева, — произнес Аудад, — мой справа.
Он перевел взгляд на свой экран. При виде Миннера Берриса его больше не бросало в дрожь; но до сих пор, честно говоря, зрелище казалось несколько жутковатым. Беррис стоял перед зеркалом, так что Аудад мог видеть целых двух Беррисов.
— Все там будем, если бы не чья-то благодать, — пробормотал Аудад. — Интересно, что бы ты сказал, сотвори с тобой подобное?
— Покончил бы с собой, — ответил Николаиди. — Но мне почему-то кажется, что девочке гораздо хуже. Ты видишь ее со своего места?