— Теперь можно идти, — глубоким горловым голосом произнесла Лона.
Берриса такая трансформация позабавила и приятно удивила. С одной стороны, Лона походила на девочку, которая изо всех сил старается казаться солидной взрослой дамой. С другой стороны, в ней было что-то от женщины, которая в один прекрасный момент вдруг обнаружила, что она больше не девочка. Жила-была себе гусеница, а потом взяла и превратилась в бабочку. В любом случае, на Лону было просто приятно смотреть. Само очарование. Оно и к лучшему: чуть меньше народу будет пялиться вслед ему, чуть больше — вслед ей.
Рука об руку они направились к гравишахте.
Перед тем как выйти из номера, Беррис позвонил Аудаду и сообщил, что они спускаются на обед. Через мгновение они были уже в кабине гравишахты. В желудке засосало, и Беррис в зародыше подавил приступ паники. После возвращения на Землю это будет его первое настоящее появление на публике. Обед в ресторане ресторанов. Не исключено, что его странное лицо испортит аппетит сотне-другой посетителей, и икра покажется им скисшей; со всех сторон его будут рассматривать чужие глаза. Что же, к этому надо отнестись, как к «суду божьему», по выражению Чока. Странно, но от присутствия Лоны он черпал силы; он постарался придать лицу выражение беззаботности — столь же чуждое ему, как элегантный наряд Лоне.
Они спустились в вестибюль, и до Берриса донеслись приглушенные вздохи зевак. Удивление? Зависть? Восхищение? Frisson отвращения? Шипящий на вдохе воздух даже обостренному слуху мало что может сказать о конкретных эмоциях. Как бы то ни было, а толпа в вестибюле глазела на появившуюся из гравишахты экстравагантную парочку и реагировала — каждый по-своему.
На лице Берриса застыла непроницаемая маска. Пускай себе глазеют, вертелась у него в голове мысль. Уникальная парочка. Астронавт-инвалид и мать-героиня, она же девственница. Эпохальное шоу.
Толпа, как и положено толпе, пялилась во все глаза. Беррис физически ощущал взгляды, попадания следовали одно за другим: плоские барабанные перепонки на том месте, где должны были быть уши, веки-диафрагмы, странные узкие губы. Удивительно, отметил про себя Беррис, никогда бы не подумал, что смогу при этом оставаться совершенно равнодушным. На Лону тоже глазели, но гораздо меньше, что не удивительно: ее увечье не лежало на поверхности.
Внезапно слева от Берриса возникло какое-то движение.
Мгновением позже из толпы вынырнула Элиза Проллисе и, выкрикивая «Миннер! Миннер!», устремилась к нему.
Больше всего она была похожа на берсеркершу. Косметика на лице скорее напоминала древнюю боевую раскраску, нежели просто макияж; щеки были расчерчены синими полосами, над глазами выступали ярко-красные объемные мазки вполовину лба. На этот раз она пренебрегла модой на аэрозоли и облачилась в платье из какой-то соблазнительно шелестящей натуральной ткани; в глубоком вырезе виднелась молочно-белая грудь. Элиза призывно распахнула Беррису объятия. На кончиках пальцев ярким лаком блеснули длинные заостренные ногти. Когти.
— Я давно пыталась добраться до тебя, — выдохнула она. — Меня не подпускали. Они…
— Элиза… — попытался вмешаться Аудад.
Та, взмахнув рукой, пробороздила ногтями у него на щеке глубокие царапины. Аудад, громко вскрикнув, отшатнулся, а Элиза, бросив ядовитый взгляд на Лону, развернулась к Беррису и потянула его за локоть.
— Пойдем со мной. Теперь я тебя нашла и никуда больше не отпущу.
— Убери руки! — вступила Лона. Каждый слог со свистом разрезал воздух, как бешено вращающееся лезвие.
Элиза метнула на Лону бешеный взгляд. Беррису показалось, что они вот-вот сцепятся. Элиза весила фунтов на сорок больше и, как Беррис уже имел возможность убедиться, в мгновение ока могла обернуться разъяренной тигрицей. Но и Лона была неистощима на сюрпризы.
Сцена в вестибюле, с отстраненной ясностью представилось ему. Все по полной программе.
— Я люблю его, слышишь, ты, сука малолетняя! — хрипло выкрикнула Элиза.
Лона ничего не ответила, только сделала короткий рубящий жест; прозвучал смачный хлопок, Элиза с шипением отдернула руку и встала в боевую стойку, высоко занеся растопыренные когти. Лона пригнулась, готовясь прыгнуть.
Все это заняло буквально секунды. Ошарашенные зеваки успели прийти в себя, и в толпе возобновилось обычное беспорядочное шевеление. Беррис тоже наконец вышел из оцепенения и загородил собой Лону. К Элизе снова подскочил Аудад и схватил ее за руку. Та попыталась высвободиться, и грудь ее заколыхалась. С другой стороны Элизу подхватил Николаиди. Та завизжала и что есть силы принялась отбиваться. Вокруг сомкнулось кольцо роботов-коридорных. Общими усилиями бешено извивающуюся Элизу потащили к гравишахте.
Лона прислонилась к колонне из оникса. Она тяжело дышала и вся раскраснелась, но с превеликим тщанием наложенный макияж оставался таким же безупречным. Она казалась скорее удивленной, чем напуганной.
— Кто это такая? — спросила она.
— Элиза Пролиссе. Вдова Марко, нашего биолога.
— Что ей было надо?
— Откуда я знаю? — покривил душой Беррис. Но Лону было не так-то легко одурачить.
— Она сказала, что любит тебя.
— Это ее право. Она просто переутомилась. Нервный срыв.
— Я видела ее в госпитале. Она навещала тебя. — В глазах у Лоны вспыхнули зеленые огоньки. — Чего она от тебя хочет? Зачем она устроила сцену?
На помощь Беррису пришел Аудад.
— Мы дали ей успокоительное, — сообщил он, прижимая к щеке окровавленный платок. — Она больше не будет к вам приставать. Глупая истеричка…